Книга: Восхождение денег. Ниал Фергюсон

Деньги присутствуют в жизни каждого человека и мало кого оставляют равнодушным. Деньги притягивают и вызывают отвращение. Они определяют исходы войн и помогают создавать прекрасные произведения искусства. Тем удивительнее, что люди в массе своей знают о деньгах очень мало. Знаменитый британский историк Ниал Фергюсон взялся восполнить этот пробел и с блеском выполнил задачу. В своей новой книге «Восхождение денег», увидевшей свет в самый разгар всемирного экономического кризиса (2008–2009 гг.), он восстанавливает путь, пройденный деньгами от древности до наших дней, просто и ясно разъясняет смысл сложных финансовых понятий и терминов, расправляется с наиболее укоренившимися заблуждениями. И разумеется, подробнейшим образом разбирает причины нынешнего кризиса. Сегодня все больше и больше людей становятся частью мировой финансовой системы - и знакомство с финансовой историей мира важно, как никогда прежде.

Введение. В значительной мере прогресс человечества был достигнут именно благодаря деньгам. Можно утверждать, что восхождение человека было бы немыслимо без восхождения денег. Первый и важный шаг на пути к пониманию современных финансовых институтов и оплетающей их терминологии - знакомство с их происхождением. Если вы поймете, откуда взялись те или иные организации и инструменты, вам будет несложно вникнуть и в их нынешнее положение.

Глава I . Немыслимые богатства

В истории человечества были развитые общества, жившие без денег. Пятьсот лет назад без них обходилась империя инков - самое продвинутое общество Южной Америки. Крушение экономики, а с ней и всей империи, случилось в 1532 году. В 1502 году Франсиско Писарро , незаконнорожденный сын испанского идальго, в поисках счастья и богатства пересек Атлантику. Одним из первых европейцев он вошел в Тихий океан через Панамский перешеек, а в 1524 году возглавил первую из трех экспедиций в Перу. Соратники Писарро на высоте 4824 метров над уровнем моря нашли гору, сплошь состоящую из серебряной руды. За период с 1556 по 1783 год «богатая гора» дала 45 тысяч тонн чистого серебра.

Обычно деньгам приписывают сразу несколько ролей. Во-первых, они выступают средством обмена, таким образом устраняя недостатки, связанные с бартером. В качестве единицы счета они упрощают оценку и следующие за ней вычисления. Наконец, деньги позволяют запасать ценность, а значит, и открывают путь для сделок, растянутых во времени и пространстве. Чтобы успешно справляться со своими задачами, деньги должны быть одновременно широко доступными, недорогими в использовании, долговечными, легко делимыми, удобными для переноски и надежными. Золото, серебро и бронза удовлетворяют почти всем требованиям, и именно поэтому на протяжении тысячелетий эти металлы считались идеальным материалом для изготовления денег.

Но и все серебро Нового Света оказалось не в силах усмирить непокорную Голландскую Республику. Англия так и осталась вне владений испанской короны, сошедшей с арены мировой истории вскоре после крушения собственной экономики. В чем же было дело? Серебро для оплаты их завоеваний требовалось в таких объемах, что стоимость самого металла существенно снизилась. Иначе говоря, упала его покупательная способность, выраженная в других товарах. В результате так называемой «революции цен», шедшей целое столетие вплоть до 1640-х годов, впервые за три века взмыла вверх стоимость продуктов питания. Испания в XVI в., как и Саудовская Аравия, Нигерия, Иран, Россия и Венесуэла в наши дни, стала типичной жертвой «ресурсного проклятия»: во всех перечисленных странах исчезли стимулы к развитию иных отраслей экономики и одновременно усилились позиции жаждущих моментальной прибыли автократов. Расширение объема вращающихся в экономике денежных средств приводит лишь к росту цен.

Банкноты, впервые появившиеся в VII веке в Китае, лишь овеществленное обещание выплаты в определенном эквиваленте (отсюда и изначальное название - «долговое обязательство», от английского promissory note). «Веруем в Бога», - утверждает обратная сторона десятидолларовой купюры. Несмотря на заметное снижение покупательной способности доллара за последние полстолетия, мы более или менее довольны бумажными деньгами. Что еще удивительнее, мы радостно пользуемся деньгами, которые вообще не можем увидеть. Нынешние электронные деньги проделывают путь от работодателя до нашего счета в банке, а затем и до наших любимых магазинов, ни разу не принимая вещественную форму. Из этих «виртуальных» денег в основном и состоит столь дорогое сердцу экономистов «предложение денег». Находящаяся на руках у американцев наличность - лишь девятая часть всех средств, входящих в так называемый «агрегат М2», используемый для оценки количества денег в экономике страны. Пожалуй, именно неосязаемость подавляющей массы сегодняшних денег - лучшее свидетельство их природы. Деньги - это вопрос уверенности, если не веры; уверенности в том, кто нам платит, в том, кто выпускает получаемые нами деньги, наконец уверенности в том, что конкретное учреждение выполнит принятые на себя обязательства.

К началу VIII века на территории нынешней Северной Италии располагались многочисленные враждующие между собой города- государства. В наследство от почившей в бозе Римской империи им досталась изумительная в своем роде числовая система, совершенно не приспособленная к вычислениям. Экономическая жизнь итальянцев не шла ни в какое сравнение с развитыми денежными отношениями в империи Аббасидов или Китае династии Сунь. Чтобы открыть для себя современные методы финансового дела, Европа должна была их импортировать.

Огромную роль в этом процессе сыграл молодой математик Леонардо из Пизы, более известный как Фибоначчи. Нам он известен в основном благодаря последовательности чисел Фибоначчи (0, 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21…), где каждое число равно сумме двух предыдущих, а его отношение к непосредственно предшествующему члену последовательности стремится к знаменитому «золотому сечению» (около 1,618). Последовательность удивительно точно отражает количественную сторону множества природных феноменов (на роль примера просится фрактальная геометрия папоротников и морских раковин; подробнее см. ). Фибоначчи открыл для европейских глаз арабский метод записи цифр. Наступала новая эпоха: отныне математика будет широко использоваться в работе с деньгами вообще и для кредитных операций в частности.

Рождение банковского дела. Первым - в 1609 году - открылся Амстердамский расчетный банк. В 1760 году на 19 миллионов флоринов депозитов приходилось более 16 миллионов флоринов резервов. Банковская паника была практически исключена: даже если бы все вкладчики разом потребовали вернуть деньги, банк без труда удовлетворил бы их требования. Будучи сверхнадежным, такой банк не мог выполнять функцию, без которой мы не можем представить его сегодня: создание кредита.

Спустя почти полвека Банк Швеции помещал в резерв лишь часть депозитов, а остальное выдавали нуждающимся, таким образом первыми в мире применяя на практике технику «частичного резервирования». В банке рассудили, что вероятность массового наплыва вкладчиков за деньгами мала и в резерве достаточно оставлять лишь небольшую долю всех депозитов. В результате обязательства банка состояли из депозитов (по ним банк платил проценты) и резервов (их банк не мог отдать под процент), а его активами были выданные (под процент) ссуды.

Третье, и последнее важное событие произошло в Лондоне: в 1694 году там был учрежден Банк Англии. В 1742-м ему удалось установить частичную монополию на выпуск банкнот особой формы беспроцентных долговых обязательств, призванной упростить расчет в отсутствие банковских счетов у обеих сторон.

Чтобы осознать всю мощь этих трех инноваций, студентам программы MBA Гарвардской школы бизнеса предлагают поучаствовать в игре. Профессор вкладывает $100 в воображаемый банк одного из студентов и получает квитанцию о сделанном вкладе. Предположим для простоты, что студент-банкир работает с нормой резервирования в 10% (то есть помещает в резерв 10 центов с каждого доллара депозитов); в таком случае он отдает в центральный банк эти самые 10% - 10 долларов, - а оставшиеся 90 долларов ссужает одному из клиентов. Пока клиент обдумывает, на что употребить полученный кредит, он кладет деньги в другой банк. Банк работает с такой же нормой резервирования и складывает в центральный банк 9 долларов, выдавая другому клиенту свободные деньги - 81 доллар.

М0 («эм ноль») называя также «денежная база» или «деньги повышенной мощности» включает все обязательства центрального банка, то есть наличность и резервы частных банков, помещенные в центральный в качестве депозитов. M1 («узкие деньги») это наличные деньги вкупе с депозитами до востребования. Когда деньги оказываются помещены в три банка, воображаемый М0 равен скромным 100 долларам, а вот M1 составляет уже 271 доллар (100 + 90 + 81). И хотя упрощения налицо, едва ли найдется более наглядное доказательство того, как важна современная система частичного резервирования для создания кредита и денег как таковых.

Распространение в западном мире безналичного внутрибанковского и межбанковского расчета с одной стороны, системы частичного резервирования с другой и монополии центральных банков на выпуск банкнот с третьей привело к глубинным изменениям в самой природе денег.

В 1924 году Джон Мейнард Кейнс хлестко охарактеризовал золотой стандарт как «пережиток эпохи варварства» (подробнее см. ). В тоже время у золотого стандарта были неоспоримые преимущества. Стабильные обменные курсы вели к предсказуемым ценам, снижая издержки торговли, а уверенность в долгосрочном уровне цен помогала формировать инфляционные ожидания. Привязка к золоту дисциплинировала правительства - те придерживались умеренной фискальной и монетарной политики. Но у такой денежной системы есть изъяны: ориентация на товарный стандарт, равно как и на иные валюты, толкает денежные власти страны к выбору между свободным движением капитала и независимой от других государств монетарной политикой. Либо то, либо другое.

Для поддержания курса на необходимом уровне центральный банк должен постоянно менять краткосрочную ставку процента. Если предложение товара - якоря денежной системы - ограничено, как это было с золотом в 1870-х и 1880-х, результатом вполне может быть дефляция. Ну и наконец, золотой стандарт, как и любой другой, - прекрасный разносчик финансовой заразы, в чем весь мир убедился после 1929-го, имея дело с очередной инкарнацией стандарта. А вот если денежная система основана на банковских вкладах и плавающих обменных курсах, то приведенные выше проблемы ей нипочем. Кончина золотого стандарта была протяженной и мучительной. Мало кто всплакнул о покойнике, когда 15 августа 1971 года Ричард Никсон положил конец его (и нашим) терзаниям, прикрыв так называемое «окно», сквозь которое доллары при определенных условиях могли быть обращены в золото. Так разорвалась многовековая связь денег с ценным металлом.

Развитие кредитно-долговых отношений стало залогом обогащения населяющих Землю народов в ничуть не меньшей степени, чем, скажем, горное дело, промышленность или мобильная телефония. Только надежные банки - такие, куда люди могут приносить свои сбережения без боязни их потерять, - обеспечат перетекание средств от праздных к работящим.

Глава II . Человек - человеку: долг

Если возникновение банковского кредита мы считаем первой в цепи великих революций на пути восхождения денег, то рождение облигации, без всяких сомнений, - это революция под номером два. Государства и крупные корпорации, если они нуждаются в займах, выпускают облигации в надежде привлечь средства широкого круга людей и учреждений, а не только банков.

Хотим мы того или нет (в подавляющем большинстве случаев мы об этом просто-напросто не знаем), рынок облигаций касается каждого по меньшей мере по двум причинам. Во-первых, именно туда вкладывается значительная часть тех средств, что мы копим в надежде на безбедную старость. Во-вторых, правительства крупных стран считаются самыми надежными должниками, а рынок облигаций огромен, и в итоге именно он диктует экономике долгосрочные ставки процента.

Первые государственные облигации появились во Флоренции в XIV в.

Легенда гласит, что свои первые миллионы Ротшильды заработали благодаря прозорливости Натана - тот правильно оценил влияние исхода сражения при Ватерлоо на цену английских облигаций. Так вот, это неправда. В другом изложении миф звучит иначе: поняв, к чему идет дело, Натан прямо с поля битвы бросился в ближайший порт, пересек бушующий Ла-Манш и успел купить облигации прежде, чем известие о победе Веллингтона достигло Англии и взвинтило их цены до небес. После Ватерлоо Ротшильды не то что не озолотились - они чуть было не пошли по миру. Их состояние было нажито не благодаря торжеству англичан, но вопреки ему.

А было так. Накануне битвы при Ватерлоо Натана подвело чутье. Скупая золото в гигантских объемах, он рассчитывал, что, как и все войны с Наполеоном, эта будет затяжной. Но Веллингтон одержал быструю победу и вошел в историю. Братья фактически сидели на куче предназначенных для финансирования уже завершившейся войны денег. С заключением мира великие армии - победительницы Наполеона могут быть расформированы, а коалиция союзников распадется. А значит, не будет больше никаких жалований солдатам и подачек друзьям Англии на континенте. Военный рост цены золота с неизбежностью обернется падением в мирное время. Приготовившийся получить баснословные прибыли и стать живой легендой Натан теперь думал, что делать с огромными - и растущими с каждым днем - убытками. Ротшильды рискнули и вложили все свое золото в облигации. Натану хватило самообладания, чтобы более года продержать облигации на руках. Он продал их только в ноябре 1817 года, когда те поднялись более чем на 40% (рис. 1).

23 декабря 2001 года правительство Аргентины объявило о полном моратории на выплату внешнего долга, включая облигации на сумму порядка 81 миллиарда долларов. Такие суммы не отказывался выплачивать никто и никогда. Сквозь призму аргентинского кошмара видно, насколько уязвим внешне столь могучий рынок облигаций. После тяжелейших переговоров - долг Аргентины составляли 152 вида бумаг в шести различных валютах в восьми юрисдикциях - большинство кредиторов (всего их было около 500 тысяч) пошли на беспрецедентный шаг и согласились принять к оплате новые облигации, почти втрое урезав свои требования. Аргентина справедливо считала, что провернула очень удачную сделку, а экономисты и по сей день недоумевают, почему вообще находятся страны, трепетно относящиеся к своим обязательствам перед иностранными кредиторами.

Глава III . Пуская пузыри

Восхождение денег продолжается: наступила эпохи банков, родилась облигация, а теперь мы проследим, как возникли и развивались акционерные корпорации с ограниченной ответственностью. «Акционерные», потому что капитал компании принадлежит великому множеству отдельных вкладчиков, а те наслаждаются «ограниченной ответственностью» - компания обладает своим юридическим «лицом», и в случае провала затеи инвесторы не рисковали всем своим имуществом. На кону стоит лишь та часть средств, что ушла на покупку доли в компании. Для множества мелких предприятий наиболее разумной формой ведения дел остается товарищество.

Каждый день, каждую минуту на фондовых биржах мира проходят голосования: публика выносит всестороннее суждение о перспективах того или иного предприятия. Современный фондовый рынок нельзя представить без биологических аналогий. Оптимистично настроенных покупателей называют быками, мрачных продавцов - медведями. Первый обмен акций на деньги произошел четыре века назад, и лишь немногим позже лопнул первый в череде мыльных пузырей на фондовых рынках. Снова и снова котировки акций берут немыслимые и неоправданно высокие планки, но не могут удержаться и падают вниз. Снова и снова, пока курсы летят вниз, обладатели сокровенного знания облапошивают наивных новичков. И каждый раз события развиваются по привычному сценарию: «сдвиг», «эйфория», «мания», «тревога», «вспышка недоверия, или исход».

С пузырями на фондовом рынке во все времена были неразрывно связаны три явления. Во-первых, это, как говорят экономисты, «асимметрия информации». Управляющие неожиданно пошедших в гору компаний лучше осведомлены о положении дел, чем рядовые вкладчики, и пользуются этим в личных целях. Во-вторых - финансовые потоки, не скованные границами государств. Опыт показывает: чем свободнее движется капитал, тем легче надуться пузырю. Наконец, что важнее всего, настоящий пузырь просто немыслим без легкого доступа к новым деньгам. Часто зачинщиком выступает центральный банк.

Вот уже много десятков лет американский фондовый рынок с завидным постоянством обгоняет все остальные. По некоторым оценкам, за семьдесят лет с 1920-х годов его среднегодовая доходность (за вычетом инфляции) составила 4,73%. За последние 40 лет в реальном выражении акции показали рост в 10,3 раза, облигации и векселя - в 3,4 и 1,8 раза соответственно. Экономисты говорят, что высокая доходность акций обусловлена дополнительной «премией за рискованность», пусть часто этот риск очень даже оправдан.

В 1602 году на свет появилась Голландская Ост-Индская компания (ГОК) – первое акционерное общество. ГОК воплощала в жизнь принцип ограниченной ответственности - в случае краха компании владельцы рисковали лишь своими вкладами. Впрочем, о непременных выплатах речи тоже не шло. Пункт 17 устава ГОК осторожно сообщал, что инвесторы будут вознаграждены, как только компания получит прибыль в размере 5% от начального капитала.

В 1612-м выяснилось, что в указанные в ее уставе сроки ГОК ликвидирована не будет. Теперь инвесторы могли получить деньги одним-единственным способом: продажей своих акций. Так возник вторичный рынок для купли-продажи этих акций, а вместе с ним и первая биржа. Примерно в то же время, в 1609 году, был учрежден Амстердамский обменный банк, который начал выдавать ссуды под залог акций ГОК. Компания, биржа, банк - вот три чуда, три вершины треугольника в основании новой экономики.

Причины кризиса 1929 г. не очевидны. Соединенные Штаты завершали 1920-е на высокой ноте. Нейлоновые изделия фирмы Du Pont, стиральный порошок Procter and Gamble, косметика Revlon, радиоприемники RCA, счетные машины IBM – время технологических прорывов, расширявших границы возможного. «Мы, американцы, думали, что заработаем еще больше в будущем потому, - считал Ирвинг Фишер, - что никогда еще наша промышленность не пользовалась так полно плодами деятельности ученых и изобретателей». Как знать, может, целый ворох успехов и привел к сдвигу - верному знаку зарождения пузыря на фондовом рынке. Пузырь надувался до тех пор, пока это позволяли денежные власти, и они же ответственны за последствия.

Милтон Фридман и Анна Шварц считали, что кризис 1929 года приобрел масштабы Великой депрессии при попустительстве Федеральной резервной системы, и привели свои доводы на страницах едва ли не самой значимой работы по экономической истории США (см. Фридман М., Шварц А. Монетарная история Соединенных Штатов 1867−1960 гг. - Киев: «Ваклер», 2007. - 880 с.).

Глава IV . Возвращение риска

Как нам совладать с риском и неопределенностью, связанными с будущим? Ложится ли бремя ответственности на каждого человека? Или в черный день нам стоит ожидать помощи от других людей? А может, государство или, если называть вещи своими именами, налогоплательщики нехотя подставят нам плечо, когда в дверь постучится беда? История управления рисками - это история о том, как самоуверенные люди желали стать финансово защищенными, но раз за разом убеждались: у «будущего» нет единственного числа. Будущих много, они неповторимы и едва ли когда перестанут застигать нас врасплох.

Основной закон страхования - «сбереги сегодня, чтобы выбраться из передряги завтра». У истоков первого страхового фонда, созданного в 1744 году, стояли два священника Церкви Шотландии. Фонд был призван обеспечить существование вдов священников. Однако страхование как таковое появилось задолго до того. Первый бодмерейный договор - он позволял капитану брать заем под залог корпуса своего торгового судна - сделал страхование одним из видов коммерческой деятельности. В 1350-х сначала премия составляла от 15% до 20% страховой суммы и лишь к концу столетия снизилась до 10%. Страхование как отдельное ремесло еще не оформилось - купцы занимались им в свободное от основных забот время.

В середине XVIII в. кофейню Эдварда Ллойда на Тауэр-стрит облюбовали участники зарождавшегося рынка морского страхования. В 1730-1760-е годы встречи и обмен сведениями у Ллойда стали привычным делом, и в 1774-м в здании Королевской биржи было учреждено Общество Ллойда, изначально получившее по 15 фунтов взноса от каждого из 79 пожизненных членов. Будучи свободным объединением участников рынка, Lloyd’s выглядел простовато в сравнении с торговыми монополиями былых эпох. Ответственность андеррайтеров - они ставили свои имена под договорами страхования (от англ. underwrite - «подписаться под чем-либо») и стали известны как «Имена Ллойда» - была ограниченной. Общество жило, как сказали бы мы сегодня, по принципу «предоплаты» - в его задачи входил сбор средств в объеме, достаточном, чтобы расплатиться с обязательствами текущего года и оставить немножечко себе.

Важнейшие открытия XVII–XVIII вв. состоялись в шести областях:

В 1930 году Альфред Манес из Германии, знаток страхования, дал такое определение своему предмету: экономический институт, который основан на принципе взаимности и учреждается для снабжения фонда, необходимость в каковом возникает по факту происшествий с поддающейся оценке вероятностью.

Кто мог подумать в 1740-х годах, что страховые компании и их близкие родственники - пенсионные фонды, постоянно наращивая численность своих подписчиков, в один прекрасный день достигнут уровня самых крупных мировых вкладчиков - так называемых «институциональных инвесторов», задающих настроение на мировых финансовых рынках?

Глава V . Как за каменной стеной

Собственность - любимая экономическая забава англоязычного мира. Как никакой другой аспект финансовой жизни, она будоражит воображение огромных масс людей. Вот почему так популярна игра Монополия . Банки с удовольствием кредитуют желающих приобрести недвижимость. С 1959 года совокупный объем задолженности по ипотеке в США вырос в 75 раз. К концу 2006 года с проживающих в собственных домах американцев причиталась сумма, эквивалентная 99% ВВП страны.

Опора демократии – владельцы недвижимости. До 1930-х годов в своих собственных домах жили лишь 40% американцев. Во время Великой депрессии новый курс Франклина Делано Рузвельта был новым курсом на жилье. Дав миллионам американцев возможность владеть собственными домами, администрация сделала важнейший шаг по направлению к первой в мире демократии домохозяев. А СЩА раз и навсегда получили прививку от красной революции.

Стараниями властей на свет появились типовой договор долгосрочной ипотеки и всенародная система наблюдения и оценки надежности ссуд, и теперь все было готово для выхода на сцену вторичного рынка ипотеки в масштабах всей страны. Он и вышел - в 1938 году, когда Федеральная национальная ипотечная ассоциация, впоследствии прозванная Фанни Мэй (Fannie Мае). Новые меры вели к снижению среднего ежемесячного взноса, что позволило Управлению жилищного строительства пригласить в ряды потенциальных покупателей недвижимости куда больше американцев, чем прежде считалось возможным. Так начиная с 1930-х годов правительство США стало страховщиком на рынке ипотеки, призывая кредиторов и заемщиков общаться без опаски.

Дабы сделать вторичный рынок хоть сколько-нибудь конкурентным, в 1970 г. на арену был выпущен Freddie Mac - Федеральная корпорация жилищного ипотечного кредита.

В начале 80-х Salomon Brothers предложил новую идею: объединить тысячи ипотек и с их помощью обеспечить совершенно новые ценные бумаги, которые затем можно предлагать, как альтернативу государственным или корпоративным облигациям - иными словами, превратить ипотеки в облигации. После объединения ипотек выплаты по ним можно было распределить по категориям с разными степенями рисков и сроками погашения. Первый выпуск этих новых бумаг, обеспеченных ипотеками (известных как СМО, от английского collateralised mortgage obligation), состоялся в июне 1983 года. Началась новая эра в истории американских финансов.

Процесс получил название секьюритизации и создал на рынке облигаций систему, где безличные сделки играют роль бо льшую, чем человеческие отношения. Большинство ипотек было гарантировано государственным трио: Фанни, Фредди и Джини, ну а поскольку те пользовались поддержкой государства, то и облигации становились почти что государственными и, следовательно, получали высокий инвестиционный рейтинг. В период с 1980 по 2007 год объем таких облигаций вырос с 200 миллионов до 4 триллионов долларов. С появлением частного страхования облигаций банки вроде Salomon стали предлагать рынку секьюритизацию кредитов, не пользующихся государственными гарантиями. К 2007 году было секьюритизировано частных ипотек на 2 триллиона долларов. Если в 1980 году в облигации было обращено 10% всех ипотек, то к 2007 году их доля составила уже 56%.

В англоговорящих странах принято считать, что вложения в недвижимость выгодны всегда. Удивительно, как часто эти непреложные истины не выдерживают проверку реальностью. Пусть вы вложили 100 тысяч долларов в американский рынок недвижимости в начале 1987 года. В зависимости от того, какую статистику выбрать, ваше состояние к первому кварталу 2007 года почти утроилось бы - до 275 или 299 тысяч долларов. Но если бы вы вложили эти же деньги в американский фондовый индекс S&P 500, помещая туда же все дивиденды, то по истечении того же срока у вас на руках остались бы 772 тысячи долларов.

Есть еще три фактора, которые надо учитывать при попытке сопоставления вложений в недвижимость по сравнению с вложениями в другие активы. Первый - амортизация. Акциям, в отличие от домов, не нужны ни ремонт, ни новая крыша. Второй - ликвидность. Продать дом гораздо сложнее и дороже, чем акцию. Третий - колебания стоимости. Весь послевоенный период рынок недвижимости был куда устойчивее фондового. Не стоит думать, что цена домов росла себе и росла. С 1989 по 1995 год средняя цена дома в Великобритании упала на 18%, а с учетом инфляции - и на все 37%. В Лондоне падение составило около 47%54. В Японии цены на недвижимость упали более чем на 60% между 1990 и 2000 годами. Пока я писал эту книгу, впервые за целое поколение начали падать цены на недвижимость в США.

Следующее изобретение – субстандартные ипотеки, которые предлагались семьям с плохой кредитной историей.

С помощью CDO субстандартные ипотеки превращались из кредитов с высоким риском невозврата в ценные бумаги с инвестиционным рейтингом. Пузырь надувался. Во всей этой финансовой активности был свой философский камень: «плохого» заемщика из Детройта отделяли тысячи километров от инвестора, который получал доход по облигациям. Риски распределялись по всей планете - от американских государственных пенсионных фондов до органов здравоохранения Австралии и даже до заполярных городских советов. Так, норвежские муниципалитеты Рана, Хемнес и Нарвик вложили 120 миллионов долларов налогоплательщиков в американские ипотечные облигации. Продавцы этих «структурированных финансовых продуктов» уверяли, что процесс секьюритизации дает возможность рисковать тем, кто «справится с этим лучше других». Правда, потом выяснилось, что максимальный риск на себя взяли те, кто понимал его природу хуже других.

Кризис на рынке субстандартных ипотек, начавшийся летом 2007 года, распространился на мировые рынки кредитов. Его жертвами стали некоторые хедж-фонды. Корень проблемы был в кредитно-залоговых обязательствах - CDO. Только в 2006 году их было продано на полтриллиона долларов, половина этого объема была завязана на субстандартные ипотеки. Выяснилось, что цена части CDO была сильно завышена, что было следствием недооценки рисков возможных дефолтов заемщиков.

В течение июля 2007 года рейтинговые агентства начали снижать рейтинги так называемых RMBS CDO. Аббревиатура расшифровывается как residential mortgage-backed security collateralized debt obligations («кредитно-ссудные обязательства, обеспеченные жилищными ипотеками»). В удивительном названии - свидетельство того, насколько сложны эти финансовые продукты. Почти никто не предполагал, что отказы малообеспеченных жителей Детройта и Мемфиса от выплат по субстандартным ипотекам приведут к финансовому обвалу такой силы. Один банк (Northern Rock) был национализирован, другой (Bear Steams) - спешно продан по бросовой цене конкуренту, множество хедж-фондов разорились, банковские списания составили по меньшей мере 318 миллиардов долларов, а общие потери превысили 1 триллион.

Так что нет, владение недвижимостью - не самое надежное вложение капитала. Повальное владение недвижимостью снижает мобильность населения и, соответственно, замедляет выход из спада. Это - оборотная сторона столь привлекательной для многих идеи демократического общества домовладельцев, в котором съемщики становятся собственниками.

В городах по всему миру цены на жилье взлетели выше уровня, который можно было бы объяснить затратами на строительство или доходами от сдачи внаем. По словам экономиста Роберта Шиллера, это было вызвано «всеобщей верой в выгодность вложений в недвижимость» и привело к «классическому спекулятивному пузырю» (о Шиллере см. ).

Глава VI . От империи к Кимерике

Кимерика = КИ тай + АМЕРИКА . Глобализация - быстрая интеграция географически разрозненных рынков труда, капитала, товаров и сырья - началась не вчера. За три десятилетия до начала Первой мировой войны доля мировой торговли в глобальной экономике была почти такой же, как и в последние тридцать лет. В том мире, лишенном границ и виз, доля трудовых мигрантов была, безусловно, выше. Доля международного капитала была ниже, но объем иностранных инвестиций, особенно инвестиций богатых стран в бедные, - гораздо выше. Целое поколение трудилось над строительством первой глобальной экономики. Уничтожена она была за несколько дней. Двух поколений не хватило, чтобы починить мир, разрушенный пушками 1914 года.

С 1930-х по конец 1960-х международные финансовые рынки и идея глобализации были скорее мертвы, чем живы. В июле 1944 года в местечке Бреттон-Вудс в американском штате Нью-Хемпшир будущие триумфаторы Второй мировой войны приступили к созданию финансовой основы мирного времени. В послевоенном мире торговля становилась свободнее, но ограничения на движения капитала никто не отменял. Обменные курсы были зафиксированы, но привязывались теперь не к золоту, а к международной резервной валюте - доллару. Впрочем, сам доллар оставался, пусть почти только на бумаге, привязанным к золоту, запасы которого величественно лежали в хранилище Форт-Нокс в штате Кентукки. По словам одного из создателей новой финансовой системы, Джона Мейнарда Кейнса, «контроль над движением капиталов» должен был стать «неотъемлемой частью послевоенного устройства мира». Крупные суммы пересекали границы лишь в рамках правительственных расчетов. Пример тому - план Маршалла, поставивший на ноги разрушенную войной экономику Западной Европы в 1948-1952 годах.

Международный Валютный Фонд (МВФ) и Всемирный банк (ВБ) предложили курс лечения стран-должников: соблюдение бюджетной дисциплины; налоговая реформа; либерализация процентных ставок; увеличение расходов на образование и медицину; защита прав собственности; приватизация государственной собственности; дерегулирование рынков; установление конкурентоспособного обменного курса; снятие торговых барьеров; снятие барьеров для прямых иностранных инвестиций.

Противники МВФ и ВБ видели в этой политике продолжение классического американского империализма. Они уверяли, что деньги МВФ и ВБ страны-получатели потратят на покупку американских товаров у американских компаний, причем во многих случаях это будет оружие, помогающее сохранить власть кровавых диктаторов или коррумпированных олигархов. А все тяготы структурных реформ лягут на плечи простых граждан кредитуемых стран. От этих обвинений легко отмахнуться, когда они написаны на транспарантах и скандируются толпой сытой западной молодежи. Но когда их повторяют бывшие чиновники финансовых детищ Бреттон-Вудса, стоит прислушаться повнимательнее.

Изначально хедж-фонд был призван снизить рыночные риски за счет открытия коротких позиций, которые оказываются прибыльными, если актив падает в цене. Американская Комиссия по ценным бумагам и биржам дает следующее определение короткой позиции: «любой акт продажи ценной бумаги, не принадлежащей продавцу, или же любая сделка, завершающаяся поставкой ценной бумаги, одалживаемой самим продавцом или его представителем». Главная в карьере Сороса игра на понижение стала также одной из ярчайших страниц британской финансовой истории.

В начале 90-х я был уверен, что спекулянты вроде Сороса вполне могут одолеть Банк Англии в очной схватке. Это было легко просчитать. Ежедневно на валютных рынках торговался триллион долларов. Резервы Банка Англии на этом фоне выглядели смехотворно. Сорос прикинул, что растущие расходы по объединению Германии приведут к росту процентных ставок и, соответственно, курса немецкой марки. В этих условиях привязка фунта к марке - часть политики правительства консерваторов в рамках европейского соглашения о Механизме обменных курсов - становится невозможной. Рано или поздно, рассуждал Сорос, правительство будет вынуждено выйти из соглашения и девальвировать фунт; Сорос был настолько уверен в своей правоте, что поставил на это 10 миллиардов долларов - больше, чем было в его фонде. Он активно занимал фунты и скупал марки по курсу, установленному в рамках Механизма на уровне 2,95 марки за фунт.

И действительно, 16 сентября 1962 г. Британия перестала быть частью Механизма обменных курсов. На обвале фунта фонд Сороса заработал больше миллиарда долларов. Когда фунт рухнул, Сорос заплатил фунтовые долги уже по более низкому курсу и положил в карман разницу. Маленькая деталь: унижение фунта принесло лишь 40% прибыли фонда за тот год.

Что может поставить крест на сегодняшней глобализации, как то произошло с ее предшественницей в 1914 году? Очевидный ответ - ухудшение политических отношений между Вашингтоном и Пекином, вызванное торговым спором, связанным с Тайванем, Тибетом или еще с чем-нибудь. Важный урок, который нам следует извлечь из истории, заключается в том, что большая война может разразиться в любой момент. Чем дольше мир живет без войны, тем сложнее ее всем представить и, возможно, тем легче ей начаться.

Послесловие. Происхождение денег

Существуют три основные причины хронической нестабильности финансовой системы. Во-первых, никакого «будущего» нет - есть лишь множество возможных вариантов развития событий, покрытых пеленой неопределенности, а вовсе не прозрачной накидкой риска. На принципиальное различие между двумя понятиями еще в 1921 году обращал внимание Фрэнк Найт: «Неопределенность не следует пугать с хорошо знакомым нам риском, хотя разделительную линию между ними никто так толком и не провел… Измеримая неопределенность, или собственно «риск»… настолько отличается от неопределенности неизмеримой, что ее вряд ли имеет смысл называть неопределенностью» (подробнее см. ). Проще говоря, большая часть событий в нашей жизни не имеет ну совсем ничего общего с игрой в кости. Раз за разом в ней происходят непохожие друг на друга вещи, либо «уникальные, либо настолько редкие, что на полученных с их помощью данных не построить серьезной теории, не оценить вероятности такого же события в будущем».

Вторая причина своенравности финансовой системы - это поведение людей. Даниель Канеман и Амос Тверски на опытном материале показали, что даже в самых простых ситуациях люди не могут как следует оценить вероятности различных событий (подробнее см. ). «Нарушение инвариантности» - лишь одно из множества возможных эвристических отклонений (для удобства мышления и познания люди подходят к конкретным ситуациям с набором предубеждений), привязанность к которым и отличает обычного человека от homo economicus из неоклассической экономической теории - тот, принимая исключительно рациональные решения, основывается на всей полноте информации и держит в уме ожидаемую полезность для себя возможных исходов. Эксперименты выявили целый набор когнитивных ловушек для нашего разума.

Наше понимание финансовых рынков настоятельно требуется освежить, и помочь тут может разве что бурно развивающаяся дисциплина под названием «поведенческие финансы» (см., например,). Те, кто полагаются на «мудрость толп», хотят сказать, что большая группа людей скорее попадет в точку, чем узкая прослойка самопровозглашенных экспертов (см. ).

Наши когнитивные способности несовершенны, и надо ли говорить, что это результат эволюции? Теория эволюции связана и с третьей причиной столь бурного развития финансовой истории мира -в финансовой жизни находит свое отражение теория Дарвина. Сегодня эволюционная экономика является полноправным разделом экономики. Экономика подчиняется единому закону: выживает сильнейший. Эгоистичный ген преуспевает в размножении и таким образом продолжает жить в организмах будущего; обладающие им фирмы будут процветать и задержатся на этом свете подольше.

Присмотревшись к переменам вокруг себя, фирма в состоянии адаптироваться к ним, и поэтому финансовую эволюцию (как и эволюцию культурную) сподручнее обсуждать в терминах Ламарка, а не Дарвина. Несмотря на все вышесказанное, эволюционный подход дает куда больше ключей для понимания финансовых изменений, чем любая другая модель.

Кризис 2008 г. также поставил под сомнение адекватность действующих международных соглашений о контроле за достаточностью банковских капиталов (так называемые соглашения Базель I и Базель II). Так, в среднем капитал современного европейского банка не достигает и 10% его активов (а иногда и опускается до 4%) - против 25% в начале XX века.

По-английски имя автора книги – Niall. Я спросил у жены (она преподает английский в вузе), как бы она перевела это имя на русский язык. Жена сказала, что может предложить два варианта: Найл и Ниал. Издатели много раз употребляют это имя. Один раз, как Найл (вы это можете видеть на обложке), во всех остальных случаях – Ниал. 🙂

В 1968-м Fannie Мае раскололась надвое: Государственная национальная ассоциация ипотечного кредита (Ginnie Мае) – Джинни – отвечала за небогатых заемщиков вроде бывших военных, а обновленная Fannie Мае перешла в частные руки.

Вымышленная история Шейлока вполне могла протекать на улицах невыдуманной Венеции. А шекспировская пьеса могла бы послужить доходчивой иллюстрацией к трем принципам современного кредитования на ранней стадии его развития: во-первых, зародышевое состояние кредитного рынка позволяет ростовщикам драть грабительские ставки; во-вторых, суды чрезвычайно важны, поскольку при разрешении денежных дрязг обходятся без физического насилия; в-третьих, и совсем не в последнюю очередь, кредиторы – представители этнических меньшинств – легкая мишень для обозленных заемщиков из местного населения. Конец Шейлока печален. Суд признает за ним право требовать возврата обязательства – куска плоти, – закон же запрещает пролитие крови Антонио. Ну а поскольку Шейлок – чужак, закон также требует казнить с отчуждением собственности того, кто посягнул на жизнь христианина. Единственный выход – креститься. После этого все живут долго и счастливо, все – кроме Шейлока.
“Венецианский купец” – богатейший источник важных сведений, касающихся не только антисемитизма, но и экономики. Почему заемщики не всегда отказываются платить своим кредиторам, особенно когда те принадлежат к презираемым национальным меньшинствам? Почему Шейлоки мира сего не всегда остаются в минусе?

Среда обитания акул-ростовщиков, как и их бедных жертв, – весь мир. Например, ими просто-таки кишит Восточная Африка. Но для изучения примитивных рынков кредитования вовсе не обязательно отправляться в развивающиеся страны. Согласно опубликованному в 2007 году докладу Министерства торговли и промышленности Великобритании, к услугам нелегальных ростовщиков прибегают около 165 тысяч домохозяйств. В совокупности они одалживают вплоть до 40 миллионов фунтов стерлингов в год, а возврат этого займа с процентами обходится им чуть ли не втрое дороже. Хотите узнать, почему ростовщики-одиночки редко пользуются расположением населения вне зависимости от национальной принадлежности? Добро пожаловать на мою родину – в Глазго. Запущенные микрорайоны на востоке города уже давно как магнитом притягивают акул-ростовщиков. В Шеттлстоне, где жили мои бабушка с дедушкой, стальные ставни на окнах пустующих зданий – обычное дело, а стены автобусного парка испещрены граффити враждующих группировок. Когда-то жизнь здесь вращалась вокруг чугунолитейного завода Бойда, сегодня жалкое существование в районе влачат безработные, получающие подаяние от государственных щедрот. Шестьдесят четыре года – средняя продолжительность жизни местных мужчин, это примерно на уровне Пакистана и на тринадцать лет ниже показателя по Великобритании. Рожденному здесь мальчику не стоит рассчитывать, что он доживет до пенсии.
Какое раздолье для ростовщиков! Двадцать лет Джерард Лоу был хищником номер один в водах Хиллингтона – еще одного трущобного района Глазго. Офисом этого трезвенника, где он проводил почти все время, служил паб “Аргоси” на Пейсли-Роуд-Уэст. Для работы с клиентами Лоу использовал крайне незамысловатую систему. Будущие заемщики вручали ему документы на получение пособия или выдаваемые для этих же целей карточки для банкоматов – и получали в обмен ссуду, условия обслуживания которой без промедления заносились в учетную книгу. Когда подходило время выплаты пособий, Лоу возвращал должнику карточку и с нетерпением ожидал поступления процентов. Учетная книга была устроена до неприличия просто: следующие друг за другом без видимой закономерности и регулярно повторяющиеся два-три десятка имен и кличек сопровождались указанием на варьирующиеся суммы кредита: “Ал-бородач – 15”, “Упрямец – 100”, “Бернадетта – 150”, “Крошка Каффи – 1210” – и так далее. От стандартной ставки глаза на лоб лезут – она равнялась 25 %. Взяв десятку, через неделю бедолаги вроде бородатого Ала возвращали двенадцать с полтиной (основной капитал плюс процент). Очень часто клиенты Лоу не могли внести очередную порцию денег – не забывайте, что мы говорим о клочке суши, где многие сводят концы с концами, тратя меньше шести фунтов в день. Тогда они занимали еще. И еще. И еще. Скоро счет долгов шел на сотни и тысячи фунтов. Удивительно, пожалуй, лишь то, что люди не проваливались в долговую яму еще быстрее. Формула сложного процента неумолима: 25 % в неделю – это больше и миллионов процентов годовых.
В долгом периоде европейские процентные ставки демонстрируют неуклонное стремление к снижению. Так почему же в XXI веке граждане Великобритании ради ничтожных сумм отдаются на милость дерущих восьмизначные процентные ставки мошенников? Кажется, такие обязательства могут чтить только дураки. Некоторые из клиентов Лоу и в самом деле были умственно неполноценными. Но вменяемое большинство знало: нужно в лепешку расшибиться, но обязательно выплатить эти дикие проценты. О причинах такой убежденности писала газета Scotsman: “Многие из жертв Лоу, прекрасно осведомленные о его репутации, приходили в ужас от одной мысли о просроченном платеже” (прибегал ли Лоу к насилию на самом деле, доподлинно неизвестно) 29 .

Акула попалась в сети: Джерарда Лоу уводят сотрудники отдела по борьбе с незаконным кредитованием полиции Глазго.

Общение с ростовщиком – и Шейлок прекрасный тому пример – неразрывно связано с угрозами, пусть изначально и скрытыми.
Нам не составит труда осудить акул-ростовщиков – их поступки не только безнравственны, но и незаконны. За свои деяния Джерард Лоу получил десять месяцев тюрьмы. Но было бы неверно завершить разговор, даже не попытавшись понять тех объективных экономических причин, что обусловили поведение этого человека. Во-первых, Лоу воспользовался тем, что шеттлстонские безработные не могли получить кредит ни в одном из уважаемых финансовых учреждений. Во-вторых, Лоу был жадным и безжалостным в своей жадности ровно потому, что отлично понимал: вероятность отказа возвращать выданные им кредиты очень велика. Вот квинтэссенция проблемы индивидуального ростовщичества: скромный масштаб этого занятия вкупе с его рискованностью неизбежно ведут к высоким ставкам, а значит, обеспечить бесперебойный возврат кредитов можно лишь запугиванием. В какой-то момент перед ростовщиками возникла дилемма: проявления мягкости урезали прибыль, а жестокие реалисты вроде Джерарда Лоу рано или поздно попадали в руки полиции.
Решение проблемы было таким: ростовщики стали крупнее – и сильнее.

Рождение банковского дела

Шейлок не единственным из ростовщиков на своей шкуре ощутил шаткость положения кредитора, особенно иностранца. Еще в начале XIV века почти все финансовые операции в Италии проходили через один из трех флорентийских банковских домов – Барди, Перуцци или Аччайуоли. Но стоило двум важным клиентам – английскому королю Эдуарду III и неаполитанскому королю Роберто – отказаться от данных слов, и три прославленные семьи исчезли с финансовой сцены так быстро, словно никогда на ней и не появлялись. История их падения – словно притча о том, что неуязвимых кредиторов не бывает. Но в таком случае история семьи Медичи – это сказка о несметных богатствах и власти, поджидающих самых успешных ростовщиков.
Роль Медичи в эпоху Возрождения не знает параллелей в мировой истории. Двое Медичи взошли на папский престол (Лев X и Клемент VII); две женщины из этого рода, Екатерина и Мария, стали королевами Франции. Еще трое были герцогами – Флорентийским, Немурским и Тосканским. Само собой разумеется, и роль летописца знаменитой фамилии досталась не случайному прохожему, а известному и по сей день политическому мыслителю Никколо Макиавелли. Их покровительство распространялось на многих гениев того времени, включая Микеланджело и Голилея. Ну а блеск их архитектурного наследия и по сей день ослепляет прибывающих во Флоренцию туристов: вилла Кафаджиоло и монастырь Сан-Марко, базилика Сан-Лоренцо и выстроенные в середине XVI века грандиозные дворцы-резиденции герцога Козимо де Медичи: бывший дворец Питти, отреставрированный Палаццо Веккьо и здания городской управы (Уффици) со спускающимися к реке Арно дворами 30 . Откуда все это великолепие? Где они взяли столько денег, чтобы заплатить среди прочего за удивительную картину Сандро Боттичелли “Рождение Венеры”? Вкратце ответ таков: Медичи проводили операции с валютой и входили в гильдию менял (Arte del Cambio). Они стали известны как “банкиры”: подобно венецианским евреям, Медичи сидели на лавках (отсюда – banchieri) за выставленными на улицу столами. Первый банк, а лучше сказать прилавок, Медичи располагался на пересечении нынешних виа Порта Росса и виа Арте делла Лана, неподалеку от дворца Кавальканти и главного в городе рынка шерсти.
Говоря, что вплоть до последнего десятилетия XIV века они были скорее бандитами, чем банкирами, мы ничуть не клевещем на уважаемое семейство: среди множества себе подобных оно выделялось разве что самыми низменными проявлениями жестокости, а никак не высоким мастерством финансистов. За какие-то семнадцать лет – с 1343 по 1360 год – не менее пяти Медичи за совершенные ими преступления были приговорены к смертной казни 31 . Кто знает, может, ничего и не изменилось бы, не появись на арене Джованни ди Биччи де Медичи, решивший сделать из членов своей семьи добропорядочных граждан. Ему это удалось, а слагаемые успеха были просты: упорный труд, трезвый образ жизни и умение хорошо считать.
В 1385 году Джованни досталась роль управляющего римским отделением банка, находившегося под начальством флорентийского менялы и его родственника Вьери ди Камбио де Медичи. Вскоре он заработал репутацию хорошего торговца валютой. Одним из наиболее прибыльных для Джованни клиентов был Ватикан, что неудивительно, если учитывать количество проходивших через папскую казну разнообразных валют. Как мы уже знаем, то была эпоха разнообразия денежных систем, и важную роль играли не только золото и серебро, но и неблагородные металлы. Чтобы провернуть даже самую простую сделку, разделенные сотнями километров партнеры должны были установить курс обмена между соответствующими валютами; то же касалось и уплаты налогов. Вернувшийся из Флоренции в 1397-м Джованни считал свой родной город землей самых удивительных возможностей. Человек неуемной энергии, к моменту передачи дел старшему сыну Козимо в 1420 году он успел открыть отделение банка в Венеции; уже потом добавились филиалы в Женеве, Пизе, Лондоне и Авиньоне. Джованни также приобрел доли в двух шерстяных производствах во Флоренции.

Банкир на скамейке: Квентин Массейс. Банкир (1514).

На первом этапе огромную роль в делах Медичи играли векселя (cambium per literas ), использовавшиеся для облегчения торговли еще в Средневековье 32 . Если задолженность одного купца перед другим не могла быть погашена до завершения сделки – возможно, через несколько месяцев, – кредитор был вправе потребовать у должника вексель, а затем использовать его как платежное средство либо обменять на наличность по выгодному курсу у согласного выступить брокером банкира. Взимание процентной ставки квалифицировалось церковью как ростовщичество, но ничто не мешало хитроумному дельцу получать прибыль со сделок с векселями. Медичи поняли это лучше других. Они обходились без чеков: инструкции выдавались в устной форме, а затем заносились в одну из банковских книг. Не было и процентов; в качестве вознаграждения рисковавшие своими деньгами вкладчики получали так называемые платежи discrezione (прямо зависевшие от ежегодных прибылей предприятия) 33 .
Libro segreto – “секретная книга” Джованни ди Биччи де Медичи – удивительный документ, позволяющий понять очень многое о практически молниеносном обогащении его семьи 34 . Отчасти оно объяснялось тщательнейшим подходом к ведению счетов. Да, сегодняшние бухгалтеры нашли бы, к чему прикопаться: Медичи не были знакомы с известным генуэзцам с 1340-х принципом двойной бухгалтерии 35 . При всем при этом аккуратность и упорядоченность записей не могут не вызвать уважения и у современного исследователя. В архивах нетрудно отыскать и ранние примеры финансовой отчетности банка Медичи; как и полагается, банковские резервы и вклады, складывающиеся в обязательства, или vostro, там располагаются на одной стороне, оставляя другую для активов, или nostro в виде ссуд клиентам и векселей. Эти и другие приемы были изобретены гораздо раньше, но важно не это: до Медичи Флоренция не видела столь амбициозного их использования. Оговорка необходима и здесь, ведь главное преимущество Медичи лежало вовсе не в масштабе, а, как сказали бы мы сегодня, в диверсификации их деятельности. Прежде главные игроки на зарождавшемся рынке банковских услуг в Италии были настолько погружены в определенную область, что один отказ платить по счетам вполне мог их прикончить; банк Медичи представлял собой совокупность подчинявшихся особым и независимым друг от друга уставам товариществ. Управляющие местными отделениями банка были не наемными сотрудниками, но младшими компаньонами, и в награду за труды они получали часть прибылей. Децентрализация – вот ключ к поразительной успешности банкиров по фамилии Медичи. В 1402 году они обладали штатом в 17 человек и капиталом в 20 тысяч флоринов. А за период с 1397 по 1420 год прибыль составила 151 820 флоринов, или 6326 флоринов в год – это 32 % годовых! Вскоре после открытия римское отделение рапортовало о более чем 30 % прибыли 36 . Еще одно наглядное свидетельство успешности этой деловой модели содержится в налоговых архивах Флоренции: список принадлежащих Джованни ди Биччи активов на сумму в 91 тысячу флоринов занимает десятки страниц 37 .
В 1429 году лежавший на смертном одре Джованни нашел в себе силы на последний завет наследникам: держать поставленную им планку. Двадцать шесть мужчин по фамилии Медичи пришли отдать последние почести главе семейства, своими делами добившегося уважения многих тысяч людей. Его первенец Козимо к моменту восшествия на папский престол в 1458 году Пия II не просто повелевал Флоренцией: город и человек были неразделимы. С этим не спорил и сам Папа: “У него дома решаются политические вопросы. Все посты заняты его ставленниками… По его велению война и мир сменяют друг друга, переписываются законы… Не называясь таковым, он обладает всеми привилегиями короля”. Иностранным лидерам советовали не терять время на пустые разговоры с кем-либо еще и обращаться непосредственно к Козимо. По словам флорентийского историка Франческо Гуиччардини, “таким авторитетом не обладало ни одно частное лицо со времен падения Рима”. Портрет прекрасного юноши – один из самых известных у Боттичелли – задумывался как посвящение покойному банкиру. На медали помещено лицо Козимо де Медичи, а чуть ниже – подпись: pater patriae, отец отечества. К 1469-му, когда руководство банком перешло к внуку Козимо Лоренцо Великолепному, недавние Сопрано окончательно преобразились в Корлеоне и не думали останавливаться на достигнутом. Благодаря банку прежде немыслимое стало реальностью.

Фрагмент учетной книги банка Медичи.

Пожалуй, “Поклонение волхвов” кисти того же Боттичелли как нельзя лучше схватывает трансформацию финансового дела под влиянием Медичи. Присмотритесь повнимательнее, и вы увидите, что трое мудрецов – это трое Медичи: омывающий ножки Иисуса старик написан с Козимо-старшего, а чуть справа и внизу изображены два его сына, Пьеро – в красном и Джованни – в белом. На картине также присутствуют одетый в светло-голубое Лоренцо и сжимающий свой меч Джулиано. Полотно Боттичелли было заказано главой гильдии банкиров в знак уважения к влиятельной семье. По совести, его следовало назвать “Поклонение Медичи”. Еще не так давно банкиров проклинали – теперь их только что не причисляли к лику святых.
Не всем нравилось, что Флорентийская республика оказалась в безраздельной власти семейства сказочно богатых банкиров. К октябрю 1433 года обстановка накалилась настолько, что Козимо со своими сторонниками был вынужден бежать в Венецию, где провел почти год. А в 1478-м жестокая попытка клана Пацци пресечь гегемонию Медичи закончилась убийством Джулиано, брата Лоренцо Великолепного. Ощутимый ущерб банку наносил и повышенный интерес Лоренцо к политике. Управляющие на местах вроде Франческо Сассетти в Авиньоне и Томмазо Портинари в Брюгге обрели уверенность в себе и перестали неукоснительно следовать указаниям из центра. Со временем зависимость банка от привлечения вкладов лишь усиливалась, а прибыль с торговли и обмена валют становилась все менее предсказуемой. Одна за одной делались дорогостоящие ошибки: ни Карл Смелый, герцог Бургундии, ни английский король Эдуард IV так до конца и не выплатили выданные им в Брюгге и Лондоне соответственно ссуды. Когда жизнеспособность фирмы оказалась под угрозой, Лоренцо не остановился перед разграблением Monte delle Dote – своего рода паевого фонда, источника приданого флорентийских невест 38 . В панике, сопутствовавшей французскому вторжению 1494 года, семья была выслана из города, а все ее имущество изъято и уничтожено. Проповедник-доминиканец Джироламо Савонарола во всех бедах города винил именно Медичи, и его призывы к очистительному “костру тщеславия” были услышаны мгновенно: обезумевшая толпа ворвалась во дворец Медичи и спалила все, включая банковские книги (на уцелевших листах хорошо видны следы огня). Лоренцо словно предвидел будущее в сочиненной им за два десятилетия до того песне:

“Хотите быть счастливым – будьте, ведь неизвестно, что ждет нас завтра”.

Попав в зависимость от подстрекателя и толпы простолюдинов, богатые жители Флоренции очень скоро затосковали по временам господства некогда всесильного клана. В 1537 году Козимо I Медичи попросили вернуться, а в 1569-м герцог Флорентийский стал великим герцогом Тосканским. Медичи передавали герцогский титул из поколения в поколение до 1743 года. О своем происхождении они не забывали: все это время отличительной особенностью их фамильного герба оставались походившие на монеты шары.

Медичи удалось то, чего так долго старались достичь многие банкиры: финансовое благополучие они обратили в твердую валюту наследственной власти и могущества. Они преуспели потому, что выучили главный урок: малое в финансах – враг хорошего. Их банк был крупнее, а спектр предоставляемых услуг – шире, чем у предшественников, что позволило разумнее распределить риски. Интерес к торговле валютой наравне с кредитованием сделал их менее уязвимыми перед лицом невыплат.
Именно итальянской банковской моделью вдохновлялись североевропейские народы, достигшие наивысшего уровня финансового развития в последующие века, – голландцы, англичане и в меньшей степени шведы. Амстердам, Лондон и Стокгольм стали полигонами для финансовых экспериментов и инноваций нового поколения, городами, где появились первые прототипы современных центральных банков. В XVII веке там были основаны три новаторских финансовых учреждения, так или иначе совмещавших частные и общественные функции. Первым – в 1609 году – открылся Амстердамский расчетный банк (Wisselbank), призванный помочь коммерсантам в решении насущной проблемы: на территории Объединенных провинций имели хождение не менее 14 различных валют, не считая большого количества иностранных монет. Расчетный банк ввел в обращение систему чеков и прямых взносов, или переводов, которые кажутся нам чем-то самоочевидным, а тогда возвестили о настоящем прорыве, позволив купцам открывать счета в единой, стандартизованной валюте. Все большее число сделок обходились без наличного расчета. Теперь для совершения платежа было достаточно попросить банк снять соответствующую сумму с вашего счета и перевести ее на счет другой стороны в сделке 39 . Единственным ограничительным фактором в этой системе было почти полное покрытие вкладов резервами из драгоценных металлов и монет. Так, в 1760 году на 19 миллионов флоринов депозитов приходилось более 16 миллионов флоринов резервов. Банковская паника была практически исключена: даже если бы все вкладчики разом потребовали вернуть деньги, банк без труда удовлетворил бы их требования. Будучи сверхнадежным, такой банк не мог выполнять функцию, без которой мы не можем представить его сегодня: создание кредита.
Этот барьер был взят спустя почти полвека с открытием в Стокгольме Банка Швеции, или Riksbank. Предоставляя все те же услуги, что и голландский Wisselbank, Riksbank также задумывался как кредитный, то есть мог служить не только посредником при проведении сделок, но и кредитором. Его руководители помещали в резерв лишь часть депозитов, а остальное выдавали нуждающимся, таким образом первыми в мире применяя на практике технику “частичного резервирования”: сделанные одними вклады обращались в прибыльные ссуды другим. В Riksbank рассудили, что вероятность массового наплыва вкладчиков за деньгами мала и в резерве достаточно оставлять лишь небольшую долю всех депозитов. В результате обязательства банка состояли из депозитов (по ним банк платил проценты) и резервов (их банк не мог отдать под процент), а его активами были выданные (под процент) ссуды.
Третье, и последнее важное событие произошло в Лондоне: в 1694 году там был учрежден Банк Англии. Его основатели думали прежде всего о том, как профинансировать военные амбиции островного государства (в итоге часть государственного долга обменяли на пакет акций банка), которое в свою очередь наделило банк немалыми привилегиями. С 1709 года он единственным среди всех получил право функционировать как акционерное общество (об этом поговорим в третьей главе), а в 1742-м ему удалось установить частичную монополию на выпуск банкнот – особой формы беспроцентных долговых обязательств, призванной упростить расчет в отсутствие банковских счетов у обеих сторон.
Чтобы осознать всю мощь этих трех инноваций, студентам программы MBA Гарвардской школы бизнеса предлагают поучаствовать в несложной денежной игре. Сначала воображаемый центральный банк от имени правительства выплачивает профессору 100 долларов за оказанные тем (не слишком дорогостоящие) консультационные услуги. Осчастливленный таким образом профессор вкладывает полученные купюры в воображаемый банк одного из студентов и получает квитанцию о сделанном вкладе. Предположим для простоты, что студент-банкир работает с нормой резервирования в 10 % (то есть помещает в резерв 10 центов с каждого доллара депозитов); в таком случае он отдает в центральный банк эти самые 10 % – 10 долларов, – а оставшиеся 90 долларов ссужает одному из клиентов. Пока клиент обдумывает, на что употребить полученный кредит, он кладет деньги в другой банк. Банк работает с такой же нормой резервирования и складывает в центральный банк 9 долларов, выдавая другому клиенту свободные деньги – 81 доллар. Спустя несколько ходов профессор предлагает студентам подсчитать, насколько выросло предложение денег в экономике, а заодно и вводит две важнейшие концепции современной денежной теории, денежные агрегаты М0 (“эм ноль”) и M1. М0 (другие названия – “денежная база” и “деньги повышенной мощности”) включает все обязательства центрального банка, то есть наличность и резервы частных банков, помещенные в центральный в качестве депозитов. M1 (“узкие деньги”) – это наличные деньги вкупе с депозитами до востребования. Когда деньги оказываются помещены в три банка, воображаемый М0 равен скромным 100 долларам, а вот Mi составляет уже 271 доллар (100 + 90 + 81). И хотя упрощения налицо, едва ли найдется более наглядное доказательство того, как важна современная система частичного резервирования для создания кредита и денег как таковых.
Затем наступает время неожиданностей: профессор просит первого студента вернуть вложенную сотню. Резервов не хватает, и тот вынужден потребовать у заемщика выданную ссуду, а дальнейшее понятно и без пространных описаний. Повинуясь эффекту домино, M1 сокращается так же быстро и легко, как расширялся за десять минут до того. А студенты начинают проникаться возможными последствиями банковской паники. У первого банка был один-единственный клиент, и для удовлетворения сиюминутного каприза последнего потребовалась сумма, в десять раз превышающая наличные резервы. Судьба первого банкира зависит от его способности выбить заем из клиента, уже поместившего и теперь пытающегося вынуть деньги из второго банка, чья судьба зависит… В общем, вы поняли. Прежде чем выдавать ссуды налево и направо, банкирам стоило бы задуматься о том, насколько ликвидны выданные ими кредиты – насколько легко, когда потребуется, их можно будет обратить в живые деньги.

На деньги можно купить самую дорогую вещь всех времен и народов - деньги.
Неизвестный писатель современности

Да простят меня все причастные за кощунственное сравнение, но я произнесу его не в целях унижения Высшего, нет. Я приведу его для подчеркивания исключительности предмета. Итак, в этом подлунном мире не существует ничего, что невозможно было бы купить за всеобщий эквивалент всего. Деньги. Номинированные вообще не важно в чём: в скальпы американских индейцев, в колодцы с водой в Аравийской пустыне, в кэш в собственном кармане или электронную запись в банке. Они – бог мира земного. В отличие от Бога мира горнего.
Все и всё имеет свою цену. И так, подозреваю, было всегда. Вообще всегда. Как и почему так случилось? Вот как бы об этом и книжка.
Ресурсное проклятие, финансовые аферы, завоевание Нового света, числа Фибоначчи, ссудный процент и евреи – куда ж без них, а им – без гоев?- чего здесь только нет! Деньги – что ещё сказать? Британская и Голландская Ост-Индские компании – первые в мире, наверное, примеры частно-государственно партнерства. Что нового под солнцем? Бывало, посмотришь и скажешь: вот этого ещё не было! А присмотришься – и это было, и всё суета сует.
Послушайте, в деньгах столько денег, что они могут позволить себе вообще всё: купить математику (числа Фибоначчи с одноименным автором) – помогла рассчитать ссудный процент. Литературу – «Скупой» над златом чахнет. Честь и совесть – «Финансист» вместе с «Титаном» и кем-то там ещё. Даже Королева Англии имеет цену, как оказалось в том анекдоте. Они способны купить даже себя – исключительная способность.
Автор не был бы самим собой, если бы «просто» писал о хедж-фондах и скамейках в Венеции, где собирались первые европейские менялы-банкиры. Но говорит о об эволюции как центральной идее развития финансов. Делая, естественно, оговорку, что, мол, никакого отношения к спенсеровской интерпретации дарвиновской идеи он, автор книги, не имеет, и вообще рекомендует не путать эволюцию с прогрессом («эволюция природы не синонимичная её прогрессу», стр.374). Но это не убеждает. Прочтите сами – убедитесь самостоятельно. Выживает сильнейший, - таков сухой остаток главной идеи. Дальше можно говорить о лучшей организации, о прозорливости топов, об интуиции, но суть одна – слабак сдохнет.
Конечно, помимо философии законов естествознания, конечно, автор говорит о психологии, имеющую такое значение в поведении современного «человека экономического» (стр.348 Кейнс:«запас иррациональности на рынке во время кризиса может превысить ваши запасы денег»). Есть хорошее место о когнитивных ловушках «обычных» людей, имеющих дело с финансами.
И, естественно, о самой финансовой системе. Например, что характерно для всех финансовых пузырей всех времен? «Во-первых, «асимметрия информации» (топы всегда владеют большим объемом информации); во-вторых, финансовые потоки, не скованные государственными границами; в-третьих, настоящий пузырь немыслим без легкого доступа к новым деньгам» (стр.138).
Но для меня самым потрясающим местом в книжке был небольшой раздел «Фонд, который лопнул» (стр.340-352). Настаиваю на прочтении! Интересен тремя вещами: высшая математика и звездный состав учредителей; Нобелевская премия» двум отцам-основателям; крах, последовавший «благодаря» нашему кризису 1998 года.
Как всегда у автора – замечательное изложение, умная занимательность, много-много фактической информации, исторических данных. Отличная книжка. А с автором мы встретимся в последний раз в отзыве на мою любимую у него «Цивилизацию». Приятного чтения, дамы и господа!

От империи к Кимерике

Десять лет назад, во время азиатского кризиса 1997–1998 годов, традиционно считалось, что финансовый кризис более вероятен на рынках Юго-Восточной Азии и Латинской Америки, в государствах с так называемой переходной экономикой, или, как их раньше называли, развивающихся странах. Но в новом столетии главная угроза мировой финансовой системе пришла не с ее окраин, а из самого что ни на есть центра. В августе 2000 года котировки американских интернет-компаний достигли максимума. Два года спустя, когда пузырь Силиконовой долины лопнул, американский фондовый рынок был вдвое меньше. Лишь к маю 2007-ю индекс S&P 500 отыграл потери. Всего три месяца спустя новый ураган обрушился уже не на фондовый, а на кредитный рынок. Этот кризис тоже зародился в Америке, где миллионы собственников жилья вдруг осознали, что не в состоянии обслуживать свои ипотеки. Общий объем так называемых субстандартных ипотек в США достигал нескольких миллиардов. Когда-то удары такой силы наверняка подтолкнули бы весь остальной мир по направлению к спаду, а то и к экономической депрессии. Но на этот раз в целом Азия выглядит почти незадетой американским кредитным ураганом. Более того, некоторые аналитики, к примеру Джим О’Нил, глава международного отдела экономических исследований компании Goldman Sachs, считают, что весь мир вслед за Китаем “отвязывается” от американской экономики.

Если так, то мы наблюдаем один из самых потрясающих тектонических сдвигов мировой финансовой системы. Это конец эпохи, продолжавшейся более ста лет, когда музыку на экономической сцене заказывали англосаксы – сначала британцы, а потом американцы. Достижения Китая в последние тридцать лет иначе как выдающимися не назовешь – ВВП на душу населения прибавлял в среднем 8,4 % в год. К концу периода рост лишь ускорился. Когда О’Нил и его команда впервые посчитали прогноз роста ВВП в странах БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай), у них получилось, что экономика Китая перегонит американскую к 2040 году 1 . Потом они исправили этот прогноз, указав 2027 год 2 . Экономисты не списывают со счетов серьезные испытания, стоящие перед Китаем. Среди них демографическая бомба, которую подложили коммунисты со своей жестокой политикой “одна семья – один ребенок”, и экологические последствия бурной индустриализации 3 . Они также вполне отдают себе отчет в опасности инфляции в Китае – она, в частности, проявилась в бурном росте биржевых котировок в 2007 году и в резком скачке цен на продовольствие в 2008-м. Но общая оценка ситуации по-прежнему очень оптимистична. Фактически это подразумевает, что мы живем в эпоху исторических перемен.

Триста-четыреста лет назад средний уровень жизни на Западе и на Востоке был почти одинаков. Утверждается, что американский колонист жил не лучше китайского крестьянина. Китай эпохи династии Минь во многом опережал Массачусетс. Бостон был карликом рядом с Пекином, столетиями носившим титул самого большого города на свете, так же как жалкими выглядели бы каравеллы Колумба рядом с кораблем адмирала Чжэн Хэ.

Технологическая революция могла начаться в дельте Янцзы с той же вероятностью, что и в дельте Темзы 4 . Но с начала XVIII века на протяжении двух с половиной столетий показатели качества жизни на Западе и на Востоке вели себя по-разному. В Китае уровень ВВП на душу населения неуклонно снижался, в то время как в северных странах Запада, в первую очередь в Британии и ее колониях, он рос невиданными темпами, в частности благодаря промышленной революции. Уровень жизни в США к 1820 году был вдвое выше, чем в Китае. К 1870 году – почти в пять раз, к 1913-му – почти в десять. В то время как доход на душу населения в США между 1820 и 1950 годами рос в среднем на 1,57 % в год, в Китае он падал на о,24 % 5 . В 1973 году американский доход на душу населения был в двадцать раз выше, чем в Китае. А если пересчитывать этот показатель по обменному курсу, то разрыв оказался бы еще больше – в 2006 году в США он был в 22,9 раза выше, чем в Китае.

Что же пошло не так в начале XVIII века, после чего Поднебесную лихорадило до последней четверти века ХХ? Согласно одной точке зрения, Китаю не досталось двух “подарков”, раскрутивших маховик западного экономического развития. Речь идет, во-первых, об открытии Америки и последовавшем превращении Карибских островов в огромную тростниковую плантацию. Без этого европейское сельское хозяйство постигла бы участь китайского – оно стало бы жертвой закона “убывающей отдачи”, постоянно теряя в росте при все возрастающих затратах. Второй “подарок” – близость угольных шахт к центрам промышленного производства. Расширение европейских империй приносило не только дешевую древесину, хлопок и шерсть. Оно стимулировало развитие того, что мы бы сейчас назвали “технологиями двойного назначения”. Тогда это были часовые механизмы, оптика, оружие, навигационные приборы. Они и способствовали дальнейшему росту промышленности 6 . Гипотезам, объясняющим экономический разрыв между Востоком и Западом, нет числа – разная топография, разные культуры, разное отношение общества к наукам и технологии, даже эволюция народов 7 . Но есть все основания предполагать, что отсталость финансовой системы сыграла тут не менее важную роль, чем недостаток ресурсов. С одной стороны, единая китайская империя не давала появиться разным от города к городу налогам. Но именно отсутствие единых налогов и породило финансовые новшества Ренессанса. С другой стороны, легкость, с которой китайские правители могли финансировать дефицит бюджета, просто печатая бумажные деньги, делала ненужным изобретение рынка капитала, подобного европейскому 8 . И звонкой монеты в Китае было больше, чем на Западе, – благодаря положительному торговому балансу. Иными словами, никакой нужды в создании и развитии рынков облигаций и акций в Китае не было. Современные финансовые инструменты попали в Китай лишь в конце xix века в одной связке с другими дарами западного империализма. Они надолго остались мишенью для борцов против иностранного вмешательства 9 .

Глобализация – быстрая интеграция географически разрозненных рынков труда, капитала, товаров и сырья – началась не вчера. За три десятилетия до начала Первой мировой войны доля мировой торговли в глобальной экономике была почти такой же, как и в последние тридцать лет 10 . В том мире, лишенном границ и виз, доля трудовых мигрантов была, безусловно, выше. Среди американцев, родившихся в 1910 году, 14 % появились на свет за пределами страны. Среди американцев 2003 года рождения этот показатель равен лишь 12 % и. Доля международного капитала была ниже, но объем иностранных инвестиций, особенно инвестиций богатых стран в бедные, – гораздо выше 12 . Более ста лет назад европейский или американский бизнесмен легко мог увидеть привлекательные возможности в Азии. К середине XIX века технологические плоды промышленной революции можно было экспортировать в любую точку мира. Рывок в развитии средств связи совершился благодаря прокладке телеграфного кабеля по дну Атлантики. Капитала имелось достаточно. Британцы с радостью были готовы делать вложения в самые дальние уголки мира. Не ощущалось недостатка ни в источниках энергии, ни в средствах производства, ни в рабочей силе – ее было так много, что прибыль приносило даже изготовление текстиля в Индии или Китае 13 . Но, несмотря на то что объем инвестиций превысил миллиард фунтов, викторианская глобализация так и не принесла благополучия большинству жителей Азии. Многие из них до сих пор с неприязнью вспоминают те времена, называя их эпохой колониальной эксплуатации. К середине XX века страсти накалились до такой степени, что две самые большие страны Азии фактически самовольно отрезали себя от мировых рынков – до середины 1970-х годов.

Первая попытка глобализации вовсе не была сказкой со счастливым концом. Летом 1914 года она со всего размаху врезалась в стену, когда страны – фавориты экономической гонки схлестнулись в самой кровопролитной доселе войне. Кажется ясным, почему западный капитал не принес расцвета в Азию к 1914 году. Но не было ли связи между интеграцией экономики и началом Первой мировой войны? В последнее время многие предлагают рассматривать ту войну как реакцию на бурную глобализацию экономики. Импортные тарифы начали расти, а границы постепенно закрываться еще за десять лет до исторического выстрела в Сараеве. Все это сопровождалось одобрительными аплодисментами европейских землевладельцев и потомственных фермеров, которые десятилетиями страдали от снижения цен на сельскохозяйственную продукцию и эмиграции крестьян в Новый Свет 14 . И когда сегодня мы поем осанну дивному новому “постамериканскому” миру 15 , не стоит упускать из виду опасность повторения краха предыдущей попытки глобализации.

Из книги Мировой финансовый кризис [=Глобальная авантюра] автора Авантюрист

1. Древние империи: грабеж, дань и работорговля С древнейших времен все империи прибегали к самому простому методу обложения налогом других народов - завоевательным войнам. Покорение другой страны сопровождалось немедленным изъятием значительной части уже накопленных

Из книги Столетие войны. (Англо-американская нефтяная политика и Новый Мировой Порядок) автора Энгдаль Уильям Фредерик

2. Просвещенные империи: колониальное налогообложение Развитие ремесленного производства в Европе и России в конце средних веков, появление у них мощного торгового и военного флота, а также формирование крупных торговых компаний, позволило заменить дорогостоящую

Из книги Кризис? Экспансия! Как создать мировой финансовый центр в России автора Чернышев Сергей Борисович

Глава 1 ТРИ СТОЛПА БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ Империи нужна новая стратегияНичто не оказало такого влияния на историю прошлого века, как борьба за захват и удержание контроля над мировыми запасами нефти. Мы слишком мало знаем, каким образом вокруг этого сырьевого ресурса

Из книги Боги денег. Уолл-стрит и смерть Американского века автора Энгдаль Уильям Фредерик

Глава 12 ОТ ИМПЕРИИ ЗЛА К ОСИ ЗЛА В поисках нового пугалаКогда в начале 1990-х годов прекратил свое существование Советский Союз, в разных уголках мира зародились надежды, что мир вскоре увидит новую эпоху мира и процветания. Следующее десятилетие принесло, мягко говоря,

Из книги FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит автора Партной Фрэнк

Кризис финансовой империи США: закат или перезагрузка? Соединенные Штаты – единственная страна в мире, обладающая полностью суверенной финансовой системой. Именно она образует фундамент их военного, политического и экономического доминирования. Наступивший

Из книги Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономические хроники 1993-2008 гг. автора Паппэ Яков Шаявич

И закат Британской империи Шесть лет мировой войны к 1945 году унесли жизни 55 миллионов человек. СССР потерял не менее 26 миллионов человек – намного больше, чем кто-либо из его врагов. И в Вашингтоне отлично знали, кто какую цену заплатил за эту победу. Однако больше всего

Из книги НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ... автора Городников Сергей

Демонтаж конкурирующей Британской империи Германия, бывший военный конкурент Америки в ожесточённой борьбе наследство Британской империи и глобальную гегемонию, после 1945 года была обескровлена и разделена на восток и запад. На фоне больше не представляющей

Из книги КЛАССЫ И СОСЛОВИЯ, СОСЛОВНО-КОРПОРАТИВНОЕ ГОСУДАРСТВО автора Городников Сергей

Из книги О ДЕМОКРАТИИ. ВОЙНА ПОКОЛЕНИЙ автора Городников Сергей

8.1 Становление «империи» ПредысторияБизнес М. Ходорковского берет начало из так называемой комсомольской экономики, которая стала «колыбелью» для многих крупных российских бизнес-структур. Дело в том, что во второй половине 1980-х гг. создаваемым под контролем ВЛКСМ

Из книги Запуск! Быстрый старт для вашего бизнеса автора Уокер Джефф

8.3 «Дело ЮКОСа» и гибель «империи» Формально «дело ЮКОСа», приведшее к исчезновению рассматриваемой ИБГ, а также осуждению на длительные сроки двух ее основных совладельцев и вынужденной эмиграции других, завершилось лишь во второй половине 2007 г. Однако основные

Из книги Золотой стандарт: теория, история, политика автора Коллектив авторов

Глава IV. ПРОТЕСТАНТСКАЯ РЕФОРМАЦИЯ. ЕЁ ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ГОСУДАРСТВЕННУЮ ВЛАСТЬ РОССИЙСКОЙ

Из книги автора

3. Народные сословные отношения в Российской империи Окончательный поворот к выстраиванию Россией своей империи совершил Пётр Великий. Но он понимал империю не как православное имперское пространство, а как христианское имперское пространство, объединяющее и

Из книги автора

1. Сословные отношения в советской коммунистической империи Государство развивается постольку, поскольку в нём углубляется разделение обязанностей между разными слоями населения, обусловленное стремлением большинства людей в таком государстве заниматься делом с

Из книги автора

ОТ НАЦИОНАЛЬНОЙ РЕСПУБЛИКИ К ЛИБЕРАЛЬНОЙ ИМПЕРИИ Соединённые Штаты Америки созданы англосаксами пуританами. Пуританство сложилось в Англии в эпоху протестантской реформации, как социально-политическое движение с собственными представлениями об идеальных

Из книги автора

От Посевного запуска к империи Чтобы продемонстрировать вам, к чему может привести Посевной запуск, расскажу, чем кончилась история с семинарами по запуску продуктов. Хотя я убедил сделать покупку всего шестерых, я чувствовал, что ключ к победе уже у меня в руках. Люди,

Из книги автора

Золотые деньги в период Западной Римской империи После активной чеканки золотой монеты полководцами в последние годы республики золотые монеты надолго вошли в обиход, хотя в течение следующих столетий они пережили немало превратностей судьбы.Благодаря Августу }